Наши бабушки

Эпизод 1

Как-то решила навестить знакомую бабушку – хозяйку маленького «домика окнами в сад» на окраине города. Когда-то здесь уютно гудела печь, собирались застолья с песнями, всегда была масса народу, все были так дружны…

Я не видела бабу Зину около года. Слышала, что еще совсем недавно энергичная, не умеющая сидеть без дела бойкая старушка сильно сдала. Да и было от чего: пять лет назад она потеряла мужа, а год назад – дочь, которой едва исполнилось 50. Зная, что у бабы Зины всегда было много друзей – и тех, что еще с юности, и бывших коллег, и соседей, и вновь приобретенных – я не очень ей докучала. Назойливой быть не люблю, да и не столь уж близки мы были ранее. Предполагала, что после ее утрат рядом с ней по-прежнему много друзей, есть кому поддержать и морально, и материально.

Дом встретил запустением. Баба Зина сидела на табурете и смотрела в одну точку. В печи гудел газ, но в избе было холодно. «А, это ты», — равнодушно констатировала старушка. Ну, узнала, и то хорошо. Я вскипятила чайник, достала из пакета припасенные гостинцы – печенье, конфеты. Баба Зина оживилась: «Сладенькое люблю, давно не ела». За чаем разговорилась.

— Никто не ходит. Не знаю, почему. Как-то разом все бросили. Ране-то я ведь веселая была, и спеть, и сплясать, и угостить. А ноне реву только. Неинтересно им со мной стало.

Достав из пакета свежемороженого судака, спросила у бабы Зины, в какой холодильник его убрать. «Да выключены у меня холодильники, — покачала головой старушка, — нечего мне там хранить». «А как же творог, молоко, кефир?» — спросила я. «У, об этом и не мечтаю, пенсии не хватит, за газ много плачу». И правда, оглядевшись, приметила, что никаких продуктовых запасов у бабы Зины нет. Как оказалось, кормится только с огорода. Тем, что сама в свои 84 года вырастила. Картошка, морковь, огурцы. Но ведь в таком преклонном возрасте этого маловато, питание должно быть более разнообразным…

Чем я могла помочь бабушке? По мере своих скромных возможностей затарить холодильник, вот и все. Ну, хватит ей этих запасов дня на три, ну, на неделю, а дальше?

Эпизод 2

Баба Галя – соседка моих знакомых, проживавших когда-то на глухой железнодорожной станции. Знакомые давно съехали с этих мест, а моя дружба со старушкой продолжалась. Правда, наезжала я довольно редко, раза 2-3 в полгода.

Все селение здесь состоит из полутора десятков домов-гнилушек. Ближайший магазин в 3-х километрах. Баба Галя живет с сыном и невесткой. Были внуки – девчонки-близняшки и больной мальчик, но они с малых лет обретались в интернате, потому что папу с мамой давно лишили родительских прав. Пьянка на станции процветала пышным цветом. Запойно пили и сын со снохой. Когда в последний раз я навещала старушку, она почти не ходила, покрытые синими буграми вен ноги отказывались подчиняться. Жаловалась на детей, которые отбирают пенсию, обижают.

И вот я у дома бабы Гали. На двери замок. На всякий случай стукнула в окно. И услышала крик: «Я здесь, здесь! Сорви замок, он хлипкий, зайди!». Действительно, замок слетел под несильным нажимом. Вошла в сени, навстречу мне ползком, волоча ноги, — баба Галя. Плачет, не может слова произнести. Уложив в кровать, прошу рассказать, что происходит. Захлебываясь слезами, поведала, что совсем не ходит уже два месяца, в больницу не берут – старая, никому не нужна. Третий день – совсем брошенная, сын с невесткой пили, потом ушли, про нее, видно, совсем забыли. Печь не топлена, еды в доме нет, только воду пьет.

Ну, что ж… Затопив печь, накормив бабу Галю привезенными продуктами и напоив ее горячим чаем, по мере возможностей я прибралась в доме, замочила белье. Свежего постельного не нашла (как оказалось, его и не было здесь уже давно). Разомлевшая старушка уснула на кровати среди тряпья. Тихо прикрыв за собой дверь и навесив для видимости замок, отправилась в соседний поселок. Продукты, постельное белье, подгузники, рейтузы, фланелевые ночные сорочки… А что делать? Не оставлять же бабулю жить, как на помойке.

Еще при подходе к дому услышала вой. То в голос выла баба Галя, решившая, что и я ее бросила. Увидев меня, долго не могла поверить в мое возвращение. Застелив постель и нарядив бабушку в обновки, я залюбовалась старушкой – в свои 82 она была еще красавицей. Уверив ее, что останусь с ней, пока не вернется сын, я занялась ужином, а заодно и обедом на завтра. А баба Галя все рассказывала мне о своей нелегкой жизни – о войне, эвакуации, голоде…

В общем, прожила я у бабы Гали 6 дней. Вернулись сын с невесткой. Угрюмые, опухшие. Попросили телефон – позвонить в интернат дочкам. Расспрашивали, хорошо ли кормят, не обижают ли воспитатели. Божились, что в рот не берут спиртного, ухаживают за бабушкой, вот-де белье купили ей новое, куриный бульон сварили…

Две истории. Две судьбы. Две ситуации. Как всякого представителя русской интеллигенции, конечно, меня мучили вопросы типа «Что делать?», «Кто виноват?» и куда мы катимся. И неотвратимо рисовало мне мое богатое воображение многотысячные толпы таких же российских бабушек – брошенных, забытых, больных, которые, по их словам, войну и разруху пережили легче, чем жизнь в таком благополучном и сытом 21 веке.

Елена Иванова